— Раз, два, три, четыре…
При счете «восемь» Джаллы вскочил на ноги и вытянул по направлению к тренеру руки:
— Дядя, сними с моих рук эти чертовы бурдюки, без них я из него шашлык сделаю!
Хандурдыев сплюнул нас и хотел было что-то сказать, да очередной удар снова поверг его племянника на ковер. Судья досчитал до девяти, но Джаллы не собирался подниматься.
…Как ни ярился товарищ Бакиев, однако нокаутировать председателя райсовета спортивного общества «Колхозчи» на этот раз не смог. Племянник мужественно и самоотверженно принял на себя удар, законно причитавшийся его дяде. А Шырты-ага, как только вернулся в район, сразу же написал в местную газету заметку. В ней говорилось, что на прошедших межрайонных соревнованиях всеобщий интерес зрителей и специалистов вызвало выступление дебютировавшего боксера Джаллы Чарыева. Хотя молодой спортсмен и проиграл своему многоопытному противнику, но у него, вне сомнения, большое спортивное будущее. В успехах самородка немалая заслуга опытного тренера Шырты Хандурдыева, обладающего завидной способностью открывать и растить молодые таланты…
— Нет, вы только посмотрите! — читая газету, удивлялись районные руководители. — А мы-то считали, что Шырты-ага ни на что не способен! Даже было внесено предложение снять его с физкультуры и бросить на художественную самодеятельность… Вот ведь как можно ошибиться в человеке?
Довлет Эсенов
Диссертант
(перевод И.Александрова)
Мы гуляли по городу. Мы — это мой земляк, школьный товарищ Меред, раз в год приезжающий в столицу из далекого села, его отец Анналы-ага и я, житель Ашхабада. Как всегда, принимая гостей, я брал на себя обязанности гида и, словно отчитываясь за минувший год, показывал им новостройки города.
Из выставочного павильона вышла группа молодежи. Проходя мимо нас, один из них остановился и пристально посмотрел на Мереда. В это время Меред повернулся, и они узнали друг друга.
— Познакомьтесь, — сказал мне Меред. — Это Чорли. Мы с ним были однокурсниками в институте.
— Очень приятно, — вежливо ответили мы.
После первых традиционных вопросов о здоровье, жене и семье Чорли хлопнул Мереда по плечу:
— А теперь изволь-ка, друг мой, сдержать свое слово. Надевай фуражку козырьком назад!
— Это почему вдруг? — не понял Меред.
— Почему? Коротка же у тебя память! Вспомни-ка, как ты шесть лет назад весело хихикал надо мной: «Если Чорли станет ученым, я буду всю жизнь носить фуражку козырьком назад». Можно уже надевать, через несколько дней у меня защита…
— Неужели? Прости, пожалуйста, если я тебя тогда обидел. От всей души поздравляю.
— Э, нет! — запротестовал Чорли. — Я такие поздравления не принимаю. Ведь мы с тобой друзья со студенческой скамьи, и, по-моему, грешно будет так вот… на сухую. Приходи на защиту, а потом пойдем на той [7] . Посидим, поговорим. — Он посмотрел на меня. — И товарища твоего приглашаю. Если не ошибаюсь, вы — работник газеты?
Я молча кивнул.
— Тем более. Приходите обязательно. Посмотрите, как защищают диссертации, послушаете… Это вам, журналистам, на пользу. А то у вас иногда слишком поверхностное представление об ученых. Да и статейку можно в газете тиснуть. Обществу польза, а вам — гонорарчик. Как говорят, лишняя деньга карман не порвет…
Я промолчал.
— А о чем твоя диссертация? — спросил Меред.
Чорли, по-видимому, привык к таким вопросам и ответил заученной скороговоркой: «Положительное влияние чала [8] на организм человека».
— Какого чала?
— Разумеется, верблюжьего.
И тут мне захотелось поквитаться с ним и за «гонорарчик» и за пренебрежительное отношение к газете, Я подмигнул Мереду и, вроде бы шутя, спросил диссертанта:
— В таком случае разрешите мне, как журналисту, задать вам один вопрос. Это может мне понадобиться для статейки в газету. Чувствую, что на вас можно заработать неплохой гонорарчик. Будьте добры, скажите, сколько сосков у верблюдицы?
Мой вопрос рассмешил Чорли не на шутку.
— Ну, уморил, журналист! Вот это вопрос! Кто же не знает, что четыре?
Анналы-ага и Меред все поняли, и мы тоже дружно рассмеялись. Диссертант, не понимая, в чем дело, растерялся.
— Ну, уморил, соискатель, — в тон ему ответил я. — Вот это ответ! Значит, у верблюдицы четыре соска? И вы собираетесь защищать диссертацию? Нет, дорогой, ученого по чалу из вас не получится! Придется вам самому носить кепку козырьком назад… А я тисну заметку об этом и заработаю гонорарчик…
— А сколько же, по-вашему, у нее сосков? Может быть, пять?
— Не пять, а шесть. Вы действительно считаете, что их четыре?
— Да неужели ты до сих пор не знал этого? — удивленно спросил Меред.
Чтобы не дать. Чорли опомниться, я обратился к Анналы-ага:
— Яшули [9] , я вижу, диссертант нам не верит. Скажите вы ему, сколько сосков у верблюдицы?
— Всю жизнь я пас верблюдов, — поглаживая бороду, с достоинством ответил Анналы-ага. — Но в первый раз слышу, что у верблюдицы четыре соска. Все, которых мне доводилось видеть в наших краях, имели по шесть. Теперь, конечно, времена другие, наука чудеса творит. Может быть, действительно новую породу вывели с четырьмя сосками? Тут нет ничего удивительного — верблюдоводство сейчас в почете…
— Ну полно вам шутить! — неуверенно сказал Чорли.
— Шутить? — сделал удивленный вид яшули. — Да ведь об этом любой ребенок в селе знает. Вы хоть раз верблюжье вымя видели?
Диссертант затравленно перевел взгляд с Анналы-ага на Мереда, с Мереда на меня. Лица наши были непроницаемо серьезными.
— Так все-таки видели или нет? — настаивал Анналы-ага.
— Честное слово, не помню, — пробормотал Чорчи. — Кажется, как у коровы — четыре…
— Вот те и на… — покачал головой Анналы-ага.
— Не узнаю тебя, Чорли, — удивленно сказал Меред. — Ты же всегда такой дотошный был! А к науке пристрастился — и вот результат. Столько работать над темой и упустить из виду такую элементарщину? Не зря говорят, что все ученые рассеянные…
— Не горюй, Чорли, — сказал я. — Защищайся спокойно. А нас не обессудь — не придем. Меред сегодня уезжает, а мне гонорарчик придется в другом месте зарабатывать. Весь этот разговор останется между нами. Но только запомни обязательно, а то на защите вдруг кто-нибудь спросит. У коз и овец по два соска. У коров, ослиц и лошадей — по четыре. У верблюдиц и слоних — по шесть. У собак, кроликов и мартышек — по восемь. У орангутанга — два. Эти человекообразные — почти наши предки. Только у свиньи десять сосков. Говорят, Магомет потому и запретил мусульманам есть свинину. Может быть, конечно, и по другой причине, но разговоры такие ходят. А теперь — до свидания! Желаем успехов!
Чорли распрощался с нами молча и долго глядел нам вслед.
…После мне рассказали, что в тот же день к пастбищу совхоза «Карадамак» подлетело такси и из машины выскочил молодой человек с папкой под мышкой. Никому ничего не говоря, он залез под брюхо одной верблюдицы, потом другой, третьей… И все что-то внимательно считал. Обошел все стадо, удовлетворенно потер руки и улыбнулся.
Я понял, что это был Чорли. Неодолимое стремление установить истину привело его на совхозное пастбище. Спрашивать никого он больше не стал. Хотел увидеть собственными глазами. Наука, как известно, не терпит голословности…
…Вечером, в назначенное время, диссертант с объемистой папкой под мышкой поднялся на трибуну…
Придется все-таки Мереду носить фуражку козырьком назад…
Довлет Эсенов
Представители
(перевод И.Александрова)
Теперь представители встречаются не часто. А было время, когда они приезжали в колхоз ежедневно, а иногда и по два сразу. Один — из центра, другой — из области, а районных — хоть пруд пруди. И каждый, естественно, давал указания.