Однажды Ата Думанлы сильно простыл и вынужден был долгое время соблюдать постельный режим. Марьям, по свойственной женщинам доброте, навестила его. Состояние Аты Думанлы было жалким, он очень ослаб и похудел. Тогда Марьям зачастила каждый день. Приносила лекарства, ставила Ате горчичники, готовила еду. А в ближайшее воскресенье взяла на работе отгул, убрала в квартире, выстирала грязное белье, привела в порядок кухню.

Благодаря ее заботам Ата Думанлы начал быстро поправляться. Теперь уж он забегал к Марьям «на огонек», засиживался допоздна, пока однажды не остался до утра. И ничего не изменилось, только уютнее стало на душе.

Марьям всегда приветливо встречала его, всегда хорошо угощала, всю свою нежность, всю нерастраченную ласку щедро отдавала Ате Думанлы. Ока терпела все — и его пустую болтовню, и хвастливость, и упрямство. Лишь стихи просила не читать, потому что вообще не любила поэзии, особенно в завывающей модификации авторского чтения. Едва лишь Ата, забывшись, начинал утробным голосом чревовещать, настроение у Марьям резко падало, и она была способна на любое сумасбродство, тем более если под хмельком. Ата Думанлы знал это и, по мере возможности, старался не раздражать свою покладистую подругу.

В тот день, когда в газете были опубликованы его стихи, он не собирался читать их Марьям. К сожалению, получилось иначе. Когда они сидели вдвоем, все вначале было прекрасно, но потом выпитое стало действовать на Ату Думанлы, и он завел свою декламационную волынку.

Марьям стерпела.

Ата Думанлы опрокинул еще один стакан вина и с каким-то особым подвывом начал читать поэму «Любовные муки». Тут Марьям вышла на веранду. Но она еще держала себя в руках. Довольно долго стояла, дыша свежим воздухом. А когда, решив, что Ата закончил свою декламацию, вернулась, то увидела, как ее друг читал и плакал.

И Марьям не выдержала. Она закричала: «Вон! К чертовой матери! Вон! На мои поминки пришел, что воешь, как пес на кладбище? Вон отсюда, чтоб я ни тебя не видела, ни стихов твоих не слыхала!»

Ата Думанлы выскочил из дома пулей. Гнев Марьям был так силен, что она с веранды кричала ему вслед: «Если еще раз придешь со стихами, я тебя вот этим утюгом встречу!»

Обиженный, несчастный, Ата Думанлы побрел домой, не поднимая головы, и ему казалось, что все люди смотрят вслед и смеются над ним.

Так он потерял и Марьям…

Тяжело вздохнув, Ата оглянулся. Рабочий день кончился, Дурды Пишик и Рахманберды-ага отправились по домам. Лишь Ата сидит за пустым столом. «К чему все-таки мне приснились памятник Дурды Пишику и Марьям с гитарой?» — вяло подумал Ата и покинул редакцию.

Дома он, не раздеваясь, рухнул на кровать. И уже начал было засыпать, как руки его коснулось что-то мокрое и теплое. Он разлепил веки. Рядом стояла его собака. «Только ты мой неизменный друг», — пожаловался ей Ата Думанлы. Он поднялся, отвел собаку на кухню, положил перед ней еду, какую нашел. И пока собака ела, он сидел возле нее на корточках и гладил ее по голове, а она ворчала.

Бердымухаммет Гулов

Закрытый конкурс

(перевод С.Пайны)

Однажды, придя вечером с работы, я с наслаждением выпил зеленого чая и сел к письменному столу. Я был уверен, что закончу пьесу к сроку. Мысли уже приобретали стройность и будто бы сами собой излагались на бумаге. Я увлекся, позабыв обо всем на свете. Но тут в дверь настойчиво постучали.

«Кто это?» — подумал я с досадой, откладывая в сторону перо. Из дверей показался сперва длинный нос, худая шея, а потом и все продолговатое лицо моего соседа Джепбар-аги, большого любителя новостей. Джепбар-ага, как обычно, в полосатой пижаме. Он уютно устроился на диване и недовольно уставился в мои бумаги.

— Все пишешь и пишешь… Ей богу, когда ни придешь, вечно ты занят! Просто некогда и поговорить с тобой… Гляжу я на вас, писателей, до чего же мучительно достается вам кусок хлеба!

Я, конечно, рассердился на эти речи. Но сосед — старик, а старость уважать надо. И, сдерживая гнев, я принялся объяснять соседу, что пишу пьесу для закрытого конкурса, времени у меня в обрез, и теперь все вечера я буду занят. А для того, чтобы мои речи прозвучали убедительней, я взял газету и прочел вслух условия конкурса и то, что победителя ожидает премия, назвал сумму каждой премии. У соседа чуть глаза из орбит не повыскакивали.

— Как? Неужели столько денег заплатят кому попало? Удивительно! Говоришь… как это… пессе? А как нужно ее писать? Научи нас, что тебе стоит? А нам с тетей Айлар денежки бы ой как пригодились!

И хотя я нервничал, что сосед отвлекал меня от работы, нельзя же просто так, за здорово живешь прогнать человека, принялся объяснять:

— В общем так… Нужно придумать тему, интересующую зрителей. Сочинить завязку, развязку, наметить сюжет, разработать план. Например, в пьесе, которую я пишу, парень и девушка любят друг друга, а отец и мачеха девушки против этой любви. Девушка заболевает, но и тогда мучителям не жаль ее. И тут в доме случается пожар. Родители возвращаются с работы, они видят, что единственное их дитя мечется в огне. Вдруг появляется влюбленный парень. Не раздумывая, он бросается в огонь, спасая свою любимую. Затем еще раз бросается в огонь за любимой куклой своей любимой. Из пламени слышны его последние слова, все в огне — финал!

Сосед почесал кончик носа.

— А если мы это напишем, нам дадут премию? Тетя Айлар в последнее время чуть ли не каждый день мне напоминает, что хотела бы приобрести еще один текинский ковер!

У Джепбар-аги, заведующего складом, квартира обставлена так, что напоминает музей. А на работе его главное занятие запоминать цифры, написанные после слов «брутто» и «нетто».

И тут меня осенило. Пусть дома сидит и пишет и от меня отстанет! В этом мое единственное спасение. Радуясь, что в голову пришла отличная мысль, я бросил ему приманку:

— Участвовать в конкурсе имеет право любой человек. Почему бы вам, сосед, не попытать счастья?

Джепбар-ага так обрадовался, словно он уже и пьесу написал и премию получил.

— Конечно! — вскричал он. — Другие-то пишут. А мы что, разве хуже? Ты говорил, что в пьесе должно быть много актов?.. Скажи, не похожи ли эти акты на наши, которые мы составляем о порче и гибели товара? Это же так просто. Писать такие акты легче легкого. Могу десять написать, могу — двадцать…

«Аллах с ним, — думал я. — Пусть пишет, что хочет, лишь бы меня в покое оставил, работать не мешал».

Сосед ушел, бормоча:

— Сколько хочешь напишу этих актов…

Я вздохнул и взялся за перо. В дверь постучали:

— Сосед, у жены есть чернильный порошок, а чернильницы нет. Авторучкой писать я никак не могу.

Я нашел чернильницу с высохшими чернилами и отдал ее ему. «Ну, избавился!» — подумал я, приступая к работе. В дверь постучали:

— Сосед, оказывается, для этого и бумага нужна…

Я, не говоря ни слова, протянул ему пачку бумаги. Сосредоточился, и в это время кто-то хлопнул меня по плечу:

— Нашли, сосед! Оказывается, у моей Айлар голова что надо. Если твоя пьеса будет называться «Огонь любви», то свою мы назовем «Река любви»!

— Очень хорошо! Желаю творческих удач!

— Эй, сосед! — раздалось через минуту под окном.

— Да!

— Как правильно это слово писать? После «п» какая буква идет? Айлар говорит «ы»?!

Я на чистом листке написал слово «пьеса» и протянул листок в окно.

Пять минут было тихо. Дверь тихо скрипнула:

— Сосед, ты, помнится, бывал влюбленным. Например, если юноше надо объясниться в любви, может он так сказать: «Девушка, извините, можно вам кое-что сказать?»

Я разочарованно кивнул.

— Большое спасибо, товарищ писатель, вся наша семья выражает тебе свою признательность!

Чтобы успокоиться и войти в норму, я решил пойти прогуляться, Подхожу к двери — а уж Джепбар-ага возле нее.

— Сосед, эти слова мы записали. Теперь нужно придумать, что скажет девушка в ответ парню. Можно ли, чтобы она сказала: «Да, пожалуйста!» Тетя Айлар настаивает, чтобы девушка сперва ответила: «Поди прочь!..» А?